Еще остывают страсти после нефтегазовых переговоров между Россией и Белоруссией. Быть может, и вправду «лицом к лицу — лица не увидать», и все причины разразившегося кризиса в отношениях самых близких союзников станут отчетливо видны много после — на расстоянии месяцев и лет? Однако наши люди, белорусы и россияне, в большинстве своем душой не принявшие этот раздор, сегодня, чуть успокоив свои эмоции, все-таки хотят получить внятные ответы хотя бы на два вопроса: «Почему?» и «К чему это может привести?»

Наш собеседник — заместитель Министра экономики Республики Беларусь, доктор экономических наук, профессор Андрей Тур. Сложно сказать, кем в первую очередь можно представить читателю Андрея Николаевича — одним из ведущих ученых-экономистов республики или должностным лицом правительства. Но мы сегодня откровенно беседуем прежде всего с человеком, не равнодушным к судьбам наших братских народов.

—Андрей Николаевич, какова, на Ваш взгляд, в последние годы динамика и общая картина нашей экономической интеграции? Все ли здесь было просто и правильно с обеих сторон? Ведь если ссорятся близкие союзники, то вряд ли дело лишь в ком-то одном…

— В настоящее время активно работает совместная комиссия по тарифным и нетарифным проблемам, связанным с взаимной торговлей. Здесь надо сказать честно и объективно: да, с белорусской стороны были нарушения. И об этом все время очень открыто говорится в российских средствах массовой информации. Но никто почему-то не говорит, что и с российской стороны тоже есть нарушения, препятствия для наших товаров. На мой взгляд, происходило и происходит это, с одной стороны, потому, что отрегулированы еще далеко не все правовые вопросы, а с другой, имеют место совершенно конкретные разногласия сторон, причем этот вопрос обсуждаем не только и не столько даже по теме нефти и газа, сколько по другим моментам — например, в связи с применением тендеров на российской территории, с продвижением на российском рынке продукции белорусских предприятий — в различных секторах и так далее. Кстати, если брать сейчас белорусско-российские нефтегазовые проблемы, то о каких равных условиях хозяйствования может идти речь, когда многочисленные предложения со стороны Беларуси о предоставлении в концессию белорусской стороне, или о совместной разработке белорусской стороной нефтегазовых месторождений отвергаются совершенно. И преимущество, как ни странно, отдается американским и западноевропейским компаниям…

Думаю, что в наших же интересах по всем вопросам не обвинять друг друга в тех ошибках, которые есть — надо сесть за стол переговоров, спокойно взвесить позиции сторон, честно высказать претензии, обсудить все факты и сделать уровень наших интеграционных отношений гораздо выше. Мы ведь можем снять все проблемы, реально предоставив субъектам хозяйствования России и Белоруссии равные права на своих территориях.

— Ваше мнение как экономиста-аналитика: какими результатами для самой России обернется недавно отшумевший нефтегазовый кризис?

— Знаете, с российской стороны нынешняя ситуация носит какой-то даже странноватый характер. Ведь санкции, которые предъявлены Республике Беларусь по сути зеркально, как брошенный бумеранг, могут отразиться — и обязательно отразятся — на российской стороне. Например, только по тракторному заводу на уровне комплектации и формирования конечного продукта более 180 российских компаний завязаны. И так в разной степени на тысячах других предприятий. Поэтому можно себе представить потери российской стороны. Это — занятость, заработная плата рабочих, подоходный налог, тот же потребительский рынок. Если вспомнить историю, мы как сборочный цех были при Советском Союзе, а сейчас, хоть это может прозвучать парадоксально на фоне гигантских размеров России и небольших размеров Белоруссии, мы выступаем как взаимодополняющие экономики. Очень многое, чего нет у нас, Российская Федерация поставляет, а чего нет там, мы поставляем в Россию. По нашим расчетам, примерно 5 миллионов человек — рабочих и служащих — связаны в России с работой белорусской экономики. А если учитывать их семьи, то такой вот удар будет нанесен примерно по 15-18 миллионам российских граждан. Это в основном то большое количество заводов, предприятий в столице и в регионах, которые работают в кооперации с Беларусью. Поэтому мы просто должны знать о последствиях тех решений, которые принимаются в пользу каких-то сомнительных интересов, должны понимать, какой мы потенциальный удар можем нанести в целом по интеграции. Наши экономические показатели, связанные с кооперацией, очень точно отражают суть происходящих в наших государствах процессов. Это как в любом живом организме: нарушение функционирования одного органа сразу сказывается на всей системе жизнеобеспечения.

— Последствия нефтегазового кризиса, несомненно, негативно скажутся на реализации наших союзных программ, особенно экономических. Но только ли в потере части прибыли сотрудничающих предприятий будет заключаться экономический вред? Ведь наши союзные программы — они не только помогают заработать. Они генерируют наше будущее, являясь своеобразным катализатором все новых экономических процессов…

— Естественно, придется если не пересматривать союзные программы, то где-то их корректировать. Будет определенная сложность в прохождении целого ряда интеграционных элементов в социальной и научной сфере, то есть в самых болезненных сферах, которые в первую очередь страдают от экономических неурядиц. А в целом наш конфликт на руку всем тем, кто не только не хотел бы нашей интеграции, но и заинтересован в том, чтобы для них расчищались новые рынки сбыта, чтобы они руками других, руками различных групп расчищали дорогу своим транснациональным корпорациям. Российский нефтегазовый сектор, энергетика — они тоже не могут развиваться без крупных вложений в научную сферу, в экономику. Все прекрасно понимают как у нас, так и в России энергоемкость валового продукта, затрата энергии, нефти, газа на единицу выпускаемой продукции гораздо выше, чем в развитых странах. И это отставание, которое мы сами провоцируем своими действиями, оно усиливается, и время для сокращения разрыва может быть упущено. Все наши союзные программы как раз и должны сейчас работать на это, а мы сами себя загоняем, в общем-то, в прокрустово ложе — остается только смотреть в затылок Западу, причем в затылок не рядом с собой, а где-то очень и очень далеко впереди. Поэтому если мы, выдвигая претензии друг к другу, пытаемся своего ближайшего соседа, стратегического партнера зажать, обидеть — это только на руку нашим общим недругам и конкурентам.

— Так получилось, что белорусская экономика исторически очень тесно переплетена с экономикой российской. Не секрет, что в начале 90-х, когда на пространстве бывшего СССР стремительно рвались прежние связи, Беларусь стояла как бы на перепутье Истории: то ли, как Польша, повернуться к Западу, то ли остаться в едином экономическом поле с Россией. Можно сколько угодно обвинять сегодня нынешнее белорусское руководство во всех смертных грехах, но факты — упрямая вещь: с первых же своих дней у власти оно сделало однозначный выбор в пользу союза с Россией. Тем более что это была воля огромного большинства белорусского народа. И с тех пор мы не только сохранили и восстановили прежние — мы установили новые связи, наша интеграция вышла на совершенно новый уровень, адаптированный к современным историческим условиям. Это прекрасно, это выгодно нашим народам. Но здесь есть еще одна сторона медали. Экономика Беларуси оказалась настолько «вросшей» в экономику России, и наоборот, что любые изменения единых условий хозяйствования не просто негативно скажутся на экономических показателях предприятий наших стран — они могут в конечном итоге привести к ослаблению и даже к разрыву — «по живому» — наших связей. И если для России это удар по сегменту в 10-20% от всей экономики, то для Беларуси… В этой связи Ваша оценка: в какой степени повышение цен на энергоносители повлияет на выполнение прогнозных показателей белорусской экономики?

— Действительно, для Беларуси выбор в пользу союза с Россией был однозначен с самого начала прихода к власти нынешнего президента — человека достаточно прагматичного и очень хорошо понимавшего конъюнктуру, которая складывалась на постсоветском пространстве в первой половине 90-х годов. А она очень четко показывала: нас на Западе никто не ждет. Мы могли там существовать только как определенный сырьевой придаток или источник дешевой рабочей силы, как место вывоза старого ненужного технологического оборудования и экологически нагрузочных технологий. Вот это удел, о котором и до сих пор для нас радеет Запад.

Для нас Российская Федерация — важнейший сегмент, на нее завязано практически две трети нашего экономического потенциала. В России — меньше, но нельзя забывать, что в экономике России экономика Белоруссии занимает третье-четвертое место как крупнейший импортер после Германии, Китая и Украины. И то с Украиной мы иногда спорим за третье место. Поэтому Белоруссия тоже очень важный сегмент для российской экономики. И здесь существует прямая связь: будут наши товары менее конкурентоспособны, будут меньше продаваться на внешних рынках — значит, и мы будем меньше закупать на рынке российском. Качество нашей продукции известно, спрос на нее существует и достаточно большой, поэтому очень важно, чтобы здесь мы не потеряли свое лицо ни по качеству, ни по цене. Это важно не только для нас, но и для экономик тех стран, с которыми мы наиболее тесно контактируем, с которыми у нас самые близкие экономические отношения, и чьи комплектующие, кстати, присутствуют в белорусском товаре.

Что касается выполнения прогнозных показателей, то в самом важном из них — в отношении инфляции, по достаточно строгим расчетам правительства, в среднем ее уровень может вырасти дополнительно всего на 1,5-2%. Мы жестко просчитали здесь все возможные потери. Знаете, как это ни парадоксально, кроме однозначно негативных последствий кризиса, есть и другая сторона: может, даже и не так уж плохо, что обстоятельства нас встряхнули, заставили более требовательно проверить менеджмент наших руководителей-хозяйственников. Сейчас очень строго стоит вопрос о том, чтобы внимательно руководители регионов, областей, и, самое главное, руководители предприятий посмотрели на свои издержки. А если учесть, что у нас прогнозные показатели на 2007 год по инфляции составляли 106-108%, то эти полтора-два процента — они по сути выводят нас на верхнюю границу прогноза.

Опять же, как показывают расчеты, в принципе, с бюджетной составляющей особых проблем не должно быть. Правда, придется задействовать средства, которые были заложены в фонде развития экономики на перспективу. Социально значимые статьи бюджета — заработная плата, пенсии, социальные пособия, — это все защищено, это не меняется. Естественно, будут сокращены определенные государственные программы, пойдут серьезные коррективы показателей по инвестициям. К сожалению, могут пострадать многие научные исследования: здесь сокращение коснется прежде всего не науки в общегосударственном масштабе, на макроуровне, а научных исследований за счет инновационных фондов предприятий и отраслей. В этой области, к сожалению, последствия кризиса скажутся в наибольшей степени.

Что касается остальных прогнозных показателей, то никаких пересмотров по валовому внутреннему продукту быть не может, это стабильно заданный параметр, в пределах 108-109%. То же — в отношении промышленности. Кроме того, Белоруссия прогнозирует в этом году привлечение в свою экономику, в основном за счет собственных средств предприятий, бюджетных средств и внешних займов и фондов, примерно 24 триллиона белорусских рублей инвестиций. Для нас это очень большая цифра. Причем привлекаемые инвестиции в первую очередь должны пойти на энерго- и материальносберегающие технологии и оборудование.

— Андрей Николаевич, и в завершение вопрос Вам уже не только как экономисту. Итак, вывод о последствиях кризиса однозначен: в итоге пострадают интересы обеих стран. Но все-таки против кого в первую очередь направлен этот удар? Причем происходит это «почему-то» именно тогда, когда начали складываться условия для возвращения Россией многих своих позиций в качестве великой мировой державы. Когда именно вокруг нашего российско-белорусского союза началась пускай постепенная, осторожная, но — консолидация многих стран постсоветского пространства и не только. Страны, в советское время жившие в едином великом государстве, и многие из наших бывших и нынешних союзников — они увидели в нашем союзе прекрасный пример того, как два государства, исходя из своих насущных экономических и военно-политических интересов, могут объединиться, сохранив при этом свои суверенитеты. Многие страны тогда поняли, что у нас у всех, несмотря на новые времена и условия, так много общего. Что мы можем и должны сотрудничать, объединяться в союзы и сообщества с тем, чтобы эффективнее развивать свои экономики и обеспечивать свою безопасность. ОДКБ, ЕврАзЭС — это лишь первые кирпичики в построении многополярного, действительно свободного мира, в котором ни одно государство не имело бы права, а главное, возможности диктовать свою волю другим народам. И этот процесс вызывает панический ужас и дикую ненависть тех, кто хотел бы видеть мир однополярным и насаждать в нем штыками и бомбами свою «демократию». В этом смысле их пугает не сама девятимиллионная Беларусь, и даже не ее союз с Россией. Их пугает сам прецедент, который может выступить дополнительным катализатором поистине глобальных процессов, иные из которых уже сегодня необратимы. Ведь заразительным бывает не только плохой пример, но и хороший. Тогда поневоле напрашивается вопрос: так чего же в этом кризисе больше — экономики или политики? Что здесь выступает главной «пружиной» — элементарная жадность российских олигархов или обширный и далеко идущий замысел тех могущественных сил, которые не желают допустить даже малейшего геополитического усиления России и всячески препятствуют созданию любых выгодных ей международных союзов, объединений и сообществ?

— То, что вы сказали — это две взаимообуславливающие глубинные тенденции. Действительно, есть в условиях глобализации те силы, которые максимально используют ее в своих интересах. Они хотят, чтобы этот процесс охватил все больше и больше стран и регионов. Сливки хочется снимать только для себя. И через кого, вы думаете, эти силы реализуют свой стратегический замысел — воспрепятствовать усилению России, появлению у нее новых союзников? Через российских олигархов. То есть, с одной стороны, идет действие с точки зрения стратегии, а с другой — тактически это подстегивает алчные интересы российских олигархов: с учетом интересов этого стратегического мышления чисто экономически что-то оторвать на данном этапе от той или иной страны — что от Украины, что от Белоруссии, что от других, не главных потребителей российских энергоносителей. Думаю, беда здесь даже не в том, что для Белоруссии повысили цены на газ и нефть. Да, неприятно, но мы с этим справимся. Может быть, это еще и послужит нам хорошим уроком, и структурирует наши силы там, где мы раньше недорабатывали. Сильнее всего здесь удар — по самой Российской Федерации. Но главный неприятный момент здесь для меня, человека русского по происхождению, в том, что в России сегодня, к сожалению, чрезвычайно влиятельны силы, которые не умеют или не хотят мыслить стратегически, не видят далеко идущие перспективы. На мой взгляд, Россия сегодня находится на историческом перепутье: снова стать настоящей мировой державой она сможет, только окружив себя сильными, стабильно развивающимися и экономически самодостаточными союзниками. Если руководители страны считают себя стратегами геополитического порядка, если они видят, что страну надо выводить на геополитическую орбиту, они не могут не понимать, что нельзя ни в коем случае так относиться к своему самому близкому союзнику. Потому что сиюминутные, к тому же эфемерные экономические выгоды очень скоро могут обернуться потерей многих серьезнейших стратегических позиций, которые потом так тяжело, если вообще возможно, будет завоевать вновь.

Беседовал Андрей БОБОК

http://www.soyuzgos.ru/articles/2007/10-11/01_28_Tur.html