О газовом конфликте, громких заявлениях США, а также о судьбе Союзного государства в эксклюзивном интервью журналу «Союзное государство» и рассказывает председатель Совета Федерации РФ Сергей Миронов.
— Сергей Михайлович, недавно американский посол в Белоруссии Карен Стюарт при поддержке Конгресса заявил, что Соединенные штаты не признают результаты референдума о создании Союзного государства России и Белоруссии. Что стоит за такими заявлениями?
— Вы знаете, я вспоминаю прошедшие президентские выборы в США, когда еще один цикл тому назад три месяца пересчитывали бюллетени и, вообще, был огромный скандал. Я помню заявления американских коллег – у нас такие демократические традиции, если по-простому сказать — пошли все вон! С точки зрения их возможных вопросов по будущему референдуму хочется ответить примерно также. Это наше внутреннее дело, и честно говоря, нас мало будет волновать, кто там признает или не признает результаты референдума. Потому что демократичность и прозрачность такой процедуры как всенародный референдум мы обеспечим. В том числе путем приглашения самого широкого круга международных наблюдателей, в том числе из США.
А когда делаются такие априорные заявления, это как раз выдает позицию тех или иных кругов, которые на самом деле считаются только с тем, что угодно им и заранее не приемлют любой неугодный демократический, абсолютно прозрачный выбор или решение любого другого государства либо группы государств. Это как раз к разговору о многополюсности нашего сегодняшнего мира или о его одном полюсе. США, видимо, считают, что Бог распорядился так, что Штаты должны править миром, должны устанавливать образцы демократии. Кстати, кто там, вообще-то, пытки проводит в Гуантаномо? Кто, вообще, не взирая на общемировую тенденцию до сих пор не только сохраняет смертную казнь как юридическую норму, но и каждую неделю казнит людей у себя на территории страны? Это, кстати, вопрос о демократических ценностях США и их традициях. Поэтому такие заявления не удивительны, но, на мой взгляд, есть такое юридическое определение – такие заявления по своим последствиям ничтожны.
— Насколько легитимным будет Союз в глазах мирового сообщества?
Дело в том, что сейчас есть Договор о Союзном государстве, которое мы совместными усилиями строим. Если мы перейдем уже к референдуму по Конституции Союзного государства и утвердим этот Конституционный акт, это будет уже соглашение между двумя суверенными государствами и речь пойдет о создании конфедерации. Ведь у нас никто не оспаривает право Швейцарии быть такой страной.
— А когда вы ожидаете принятия решения о референдуме?
— Вот это действительно непростой вопрос. С моей точки зрения, чем скорей, тем лучше. И более того, я уже не вижу юридических проблем по проведению референдума по утверждению Конституционного акта. Но есть еще, скажем, размышления, на мой взгляд, со стороны Белоруссии о том, как и какие последствия за этим будут следовать. Я уверен, учитывая искреннее желание наших двух братских славянских народов к такому воссоединению в виде новой общей структуры, рано или поздно политики примут такое решение. Потому что такое решение отвечало бы коренным интересам наших народов.
— Кстати о братских народах, чем вы объясняете, что для братской Белоруссии цена на газ на 2007 год в полтора раза выше, чем для Украины?
— Я объясняю это тем, что цены на газ будут приводиться к одной прагматичной формуле. Это формула официальная. Она такая сложная – там берутся средневзвешенные европейские цены за прошедший год, умножаются на коэффициенты, которые учитывают цены мазута или других углеводородных составляющих, вычитается цена транспортировки от границы России до конкретного пункта. И для любой страны, таким образом, существует расчетная цена газа. И вот к такой средневзвешенной и рассчитанной без всякого политического влияния цене мы будем переходить в торговле со всеми странами, как с Ближним, так и с Дальним зарубежьем. Просто с разными странами переговорный процесс находится на разных стадиях, разная предыстория была у двухсторонних экономических отношений. Поэтому, если сейчас у кого-то немножко дешевле, а у кого-то дороже, рано или поздно мы будем выходить на одну цену.
В конечном итоге долгосрочные отношения перевесят сиюминутные неудобства или ощущения, что вроде бы за то же самое приходится платить дороже. Это нормальный, естественный процесс, и к этому надо относиться спокойно, и в том числе и к заявлениям.
Потому что естественно есть желание купить подешевле, а у нас есть желание даже не продать подороже, а продать по цене, которая устраивает нас, наших российских налогоплательщиков и устраивает наши национальные интересы. Я ни сколько не сомневаюсь, что мы договоримся. И я абсолютно в этом уверен. Может быть, понадобится больше времени, скажу честно, больше будет потрачено нервов с той и с другой стороны, но мы, безусловно, договоримся. И, учитывая тот фактор, о котором я уже говорил – что цены все равно будут выравниваться к одному уровню — этот процесс пойдет нормально.
— Насколько оправдано существование гиганта-монополиста «Газпрома»?
— Дело в том, что сама система, в том числе технологическая система добычи, транспортировки и продажи газа выводят на существование некой монополии. Если, не дай Бог, разбить эти технологические цепочки, то Россия может столкнуться с тем, что не сможет безупречно выполнять все свои контракты. Кстати, хочу объяснить одну интересную технологическую вещь. Существует очень расхожее мнение, в том числе на Западе, что Россия использует свои природные преимущества – наличие больших запасов углеводородов — как некий политический рычаг, чуть ли не для шантажа, что Россия то перекроет вентиль, то откроет вентиль. Правда в том, что единожды пробурив скважину в газовом месторождении, этот газ непрерывно, не прекращая ни на секунду должен течь к конечному потребителю. У России нет необходимого количества подземных хранилищ, которые, кстати, существуют и все заполнены. И в ситуации, когда мы не сможем продавать газ – это чревато для нас, и в этой связи и поставщики сырья – Россия, и потребители – в данном случае Западная Европа, взаимозависимы и контракты взаимовыгодны, потому что мы всегда заинтересованы в том числе и во фьючерсных контрактах, кода мы заранее знаем, даже на 10 лет вперед, что мы будем поставлять столько-то кубов газа в ту или иную страну. И когда мы говорим об энергобезопасности, вот эта взаимозависимость почему-то упускается нашими партнерами. Мы не можем позволить себе сказать нашим партнерам – все, мы с вами больше не дружим, вентиль перекрыли. Нам девать газ некуда – увы, это правда жизни, такая природно-технологическая правда. И в этой связи мы всегда находим компромисс с точки зрения продажной и покупной цены, с точки зрения объемов и многого другого.
Существование Газпрома как единой монополии необходимо, в том числе и с технологической точки зрения. Но я не скрою, также исходя из прагматических национальных интересов России. И здесь, в отличие от многих других сфер, недопустима какая-то конкуренция. Я плохо себе представляю какие-либо плюсы от того, если бы на мировых рынках конкурировали бы несколько российских компаний, продающих газ. Мы бы друг у друга, в конце концов, сбивали бы цену. Я считаю, что здесь монополия объяснима.
— Вы поддерживаете идею создания столицы Союзного государства в Санкт-Петербурге, и где по-вашему, было бы оптимально создавать такую столицу?
— Нет, не поддерживаю, несмотря на то, что я являюсь петербуржцем. Мне бы было это наверно лестно. Я считаю, что, если будет Союз — такая конфедерация, у каждого государства, входящего в Союз, есть свои столицы – это Минск и Москва. Я не вижу необходимости искусственно создавать какую-то третью столицу. С точки зрения местонахождения наднациональных органов, их как раз можно было бы разместить и там, и там. У нас есть опыт проведения Высшего государственного совета то в Москве, то в Минске. Я с большим удовольствием всегда езжу в Минск, это очень красивый город. Насколько я могу понимать, наши белорусские коллеги с таким же удовольствием приезжают в Москву. Даже, если мы назовем столицей какой-то другой город, будь-то в России или Белоруссии, то это повлечет дополнительные затраты, а что у нас других проблем больше нет? Поэтому я думаю, что мы могли бы обойтись без фиксации столицы Союзного государства, понимая, что есть две столицы и каждая из них может нести общие столичные функции.