В самолете Москва – Минск пассажирам обычно раздают белорусские газеты. Открывая их, вы погружаетесь в чудный мир надоев и удоев, героев полей и школьных медалистов, борьбы за урожай и знания, спортивных и трудовых подвигов. Моралью в них кормят до отвала, суповой ложкой. В белорусском обществе светлых личностей, никогда не темнеющих, попадаются и темные личности, обреченные на беспросветность: злые бюрократы и чинуши, с которыми это самое общество ведет неизменную победную борьбу.
Не знаю, какое отношение все это имеет к журналистике, но нервы успокаивает замечательно. В мире бушующего финансового кризиса доктора должны прописывать белорусскую прессу всем, потерявшим почву под ногами, в качестве сердечных капель и снотворного. Беларусь – последняя иллюзия стабильности и возвращения в советское детство, где не было рекламы и пробок на дорогах, когда всех грела спокойная уверенность, что завтра будет точно так же.
ВПЕРЕД – В ПРОШЛОЕ
В ресторане «Дежавю» в центре Минска трубят мраморные пионерские горнисты, бродят сонные вальяжные официантки, на стенах висят портреты членов Политбюро и вытертые ковры (как в пору моего детства, когда ковры на полу считались барством и пощечиной общественному вкусу). Из репродукторов доносится бодрое: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди!» А чего им, белорусам, печалиться? Есть свои ЦУМ и ГУМ, улицы Ленина и Маркса и проспекты, широкие и прямые, как правда. Криминал как явление отсутствует – дети играют на улицах до глубокой ночи. Люди приветливы и слегка заторможены, таксисты вежливы и дают сдачу по счетчику, пьяные ходят прямо, в целом выдерживая направление, и не хамят. Женщины умеренно красивы (это вам не Украина с ее буйной женской красотой), мужчины умеренно некрасивы. По сдержанности красок и флегматичности поведения Беларусь куда ближе к Европе, чем к России.
Президентский лозунг «шкварка и чарка» соблюдается свято: голодных и попрошаек на улицах нет, стопка водки и кусок сала обеспечены каждому. Прибавьте к этому природную крестьянскую прижимистость белорусов. «Если я покупаю сало в магазине, обязательно возьму несоленое, – объяснила мне моя новая знакомая. – Оно дешевле, а дома я его сама засолю. Мы, белорусы, запасливые, как хомяки. У всех что-нибудь припрятано на черный день». Популярная сеть магазинов «Рублевский», которые я ошибочно приняла за оазисы роскоши и гурманства, ориентирована на людей, умеющих считать деньги. «Это не ваша Рублевка, – слегка обидевшись, объяснили мне белорусы. - «Рублевский» – от слова «рубль». Магазин для тех, кому каждый рубль дорог».
Белорус – не просто национальность, а склад ума. «Мы имеем дело с феноменом крестьянской страны, а точнее, страны неадаптированных сельских мигрантов», – говорит белорусский политолог Леонид Заико. Отсюда и деревенская расчетливость, и умение во всем примениться к скудной действительности, и хитреца, подслащенная говорливой ласковостью, и безнадежная враждебность любой революционной идее, услышанной в последние 20 лет, и низкая миграция. В Москве белорусских гастарбайтеров куда меньше, чем таджикских, молдавских или украинских. Белорусы ногами глубоко увязли в рыхлой почве своих полей. Они ностальгируют по своему советскому вчера, довольствуются своим сегодня и страшатся своего завтра. В них надолго затаилось недоверие к внезапному богатству, к нуворишам, – это не классовое сознание убежденного революционера, скорее тайная зависть крестьянина. Когда пару недель назад в Минске старенький «Фольксваген» атаковал новый «Бентли», гражданами овладели сложные чувства: с одной стороны – гордость, что в Беларуси появились первые «Бентли» (замечу, что «Мерседесов» и БМВ тут как грязи), с другой – удовлетворенное чувство социальной справедливости (так ему и надо, этому зазнайке «Бентли»!).
«У нас неприлично быть вызывающе богатым, – говорит местный бизнесмен Виктор Лобкович. – Деньги не надо показывать: зачем людей раздражать? Здесь нет такого чудовищного разрыва между бедными и богатыми, как в России». «Значит, вам нравится уравниловка?» – «Нам нравится стабильность». – «Стабильность бедности?» – «Пусть даже и так. Нет такого, чтоб жили ОЧЕНЬ бедно. Но нет и белорусов в «Форбсе». «Российской элите нравится, что у них есть Абрамович, который может купить себе яхту или подводную лодку, – говорит политолог Леонид Заико. – Ей нравятся олигархи. Когда я смотрю на эти фейсы, у меня ощущение, как в футболе: 20 легионеров бегают по полю, остальные сидят и смотрят. В Беларуси нет ни одной яхты. Иметь ее опасно. Если у кого-то появится, президент его сразу «приватизирует»: посадит-рассадит. У нас любят сажать людей».
Как только у белорусского бизнесмена заводятся денежки, его приглашают на «собеседование» местные власти и ласково предлагают взять шефство над школой или больницей (зависит от доходов). Это предложение, от которого можно отказаться, но лучше этого не делать, – в Беларуси 70 тысяч нормативных актов, найти повод для посадки не составляет труда. Шефство – это своеобразный моральный налог: если тебе повезло, помоги обществу. «Мне проще купить раз в году пару компьютеров и спортивный инвентарь для школы, чем рисковать своей свободой», – объяснил мне один знакомый бизнесмен. Крупные банки и заводы получают в нагрузку колхозы и даже соревнуются между собой, чей колхоз лучше. У Нацбанка Беларуси (аналог нашего Центробанка) таких подшефных хозяйств аж 13! «Чем мы им обязаны помогать? Льготными кредитами и советами», – объяснил мне представитель банка Александр Глебко и пригласил в путешествие по лубочной сельской Беларуси.
Стоит пересечь границу Беларуси, как попадаешь словно в советское прошлое.
СЕЛЬСКАЯ ИДИЛЛИЯ
Наше путешествие напоминало знаменитый мультик про Кота в сапогах. «А чьи это там зеленеют поля?» – спрашивала я. «Маркиза Карабаса (то бишь банка)», – отвечали мне. «А чья это прекрасная молочная ферма?» – удивлялась я. «Это наши подшефные», – вновь умиленно хвастался представитель банка. То, как выглядит колхозная Беларусь, способно выдавить слезу бессильной зависти и горечи у любого, знающего русскую деревню. Улыбчивые ландшафты, богатые колхозные угодья с хозяйственными постройками, крепкими и независимыми на вид, коровники с «евроремонтом», чистые, ухоженные агрогородки с опрятными улочками, новенькими школами, детсадами и барами для механизаторов.
Директор процветающего сельскохозяйственного предприятия «Отечество» Пружанского района Брестской области Владимир Михайлович Бондаренко оказался нашим брянским мужиком. «Пропала русская деревня, – с тоской говорит он. – Когда я приезжаю на свою малую родину, в брянскую деревню (мой отец там доживает), у меня сердце кровью обливается. Только пьянь и рвань осталась, вся молодежь уехала». «А что, в вашем в колхозе разве не пьют?» – «Отчего ж? Выпивают. Но на работу пьяным я никого не пущу. У меня механизаторы перед сменой проходят медобследование, у нас алкотестеры круче, чем у гаишников». «А я полагала, механизатор по природному своему состоянию должен быть нетрезв», – удивилась я. «Да как я пьяному доверю машину ценой под 190 тысяч евро?!»
Владимир Бондаренко из породы тех властных, работящих мужиков, на которых когда-то земля русская держалась, а теперь вот белорусская держится. О хозяйстве своем говорит со страстью и законной гордостью. А хвалиться и впрямь есть чем: 1,5 миллиона долларов чистой прибыли за 2008 год. Образцовые картофельные и овощные поля («Нашу картошку у вас в России выдают за голландскую, чтобы подороже продать»), 204 гектара фруктовых садов, бесконечные клубничные грядки. Беру на пробу горсть крупной клубники – сладкая, как у моей мамы на даче. «Мы покупаем рассаду у голландцев, только у тех клубника водянистая и безвкусная, – говорит Владимир Михайлович. – Они с земли своей снимают столько урожаев, что давно ее «съели». Она у них перекормлена химикатами, а в Беларуси денег на дорогие химикаты нет, и слава богу. Мы капельное орошение провели, как в Израиле, теперь нам никакая засуха не страшна. А грядки соломой прокладываем, чтобы клубника чистая была и красивая, как на витрине».
Но главная гордость Бондаренко – коровы с элитным «мраморным» мясом. «Мы сначала думали закупать коров за границей, а потом решили: дорого и риск большой. Мрут они от перемены климата, от стресса». «Что ж, их тоска по родине мучает?» – скептически спрашиваю я. «Конечно, коровы как люди. А выживают на чужбине только коровы-эгоистки, – те, что силы берегут, ни молока, ни мяса толком не дают. Поэтому мы все у тех же голландцев сперму закупаем и улучшаем собственную породу. Теперь у нас 400 драгоценных коров с мясом для гурманов. И это только начало!»
«Почему, по-вашему, из русской деревни люди бегут, а в Беларуси треть населения живет на селе?» – «Условия надо создавать. У нас в агрогородках есть вся инфраструктура: дороги, дома культуры, школы, аптеки, банки, ледовые дворцы и даже аквапарки. Мы вот у себя в Кобыловке бассейн строим. А главное: решили вопрос с жильем. Президент выдвинул программу: каждому селу 5 новых коттеджей в год для молодых специалистов. Банки дают кредиты – 3% годовых под 40 лет (вместо 18% под 20 лет в России). Коттеджи так и называют: «президентские домики». В нашей Кобыловке уже 42 таких домика».
Улица аккуратных евродомиков повергла меня в тихое расстройство: я десять лет мечтаю о таком коттедже на лоне природы, да вот не по карману. Три полностью отделанные комнаты, большая кухня, санузел, огромная отапливаемая терраса и впечатляющих размеров мансарда. К коттеджу прилагается солидный участок земли и каменный сарай. Вокруг мягкая, умиротворяющая природа и гнезда аистов. «Если семья молодых специалистов работает в колхозе, ей полагается такой коттедж, – объясняет Бондаренко. – Сначала мы, конечно, людей проверяем. Смотрим, как они работают. Если все сложилось, переселяем из временных квартир в коттедж. Жить в нем можно до конца своих дней бесплатно, оплачивая только коммунальные расходы. Но если хочешь приватизировать и передать детям, придется взять на себя банковский кредит».
Коттеджи, ледовые дворцы и бассейны – приманка для безденежной молодежи. Кто-то называет это сыром в мышеловке и пожизненной кабалой, а кто-то – хорошими стартовыми условиями. Зарплаты в преуспевающей белорусской деревне по московским меркам невелики – 400-500 долларов в месяц, у механизаторов – до 600-800 доходит (а в горячую пору и до 1600 зарабатывают). Людей привлекает в село прежде всего стабильность, обустроенность и социальные льготы. Тихая жизнь в тени и полное политическое безветрие – бонус не только для российских пенсионеров и отставных военных, скупающих за бесценок хутора на опушках леса, но и для безработных россиян из деревень и маленьких городков. Как для россиянки Татьяны Захаровой из города Славгорода Алтайского края, живущей в Кобыловке с двумя детьми. «Для меня главное – хорошая школа для моих детей, – объясняет Татьяна. – Там не просто добросовестно учат, но и кормят детей полноценно и бесплатно, а зимой дают им овощи и фрукты».
Довольна жизнью в белорусском селе и обаятельная россиянка Елена Карсюк, начальник сыродельного цеха Пружанского молочного комбината. Елена считает Беларусь и Россию единой страной. «Как нас, белорусов и русских, можно делить?! – удивляется она. – Мы один народ. Нас больно ударила молочная война. В разгар лета, когда коровы дают много молока, когда в жару хранить его непросто, вдруг объявляют блокаду нашей продукции! А ведь мы производим товары только высшего качества. Это не по-соседски и не по-родственному».
Елена показывает мне блестящие цеха, похожие на космические станции, и сыплет техническими терминами. «Ну, чтобы вам было понятно. Та роскошная немецкая техника, которую мы закупили, в сыродельном производстве – как «Порш» или «Мерседес» в автомобилестроении. Техника сама контролирует все и не допускает ошибок».
Все это белорусское новенькое, с иголочки, отлаженное сельхозпроизводство обязано благополучием бывшему директору совхоза и нынешнему президенту страны господину Лукашенко. Батьку на селе не просто любят – боготворят. Он летает на вертолете над полями в уборочную страду как местный Бэтмен, спускаясь на землю время от времени, чтобы наказать или расцеловать.
«Вот вы Лукашенко называете диктатором? А я вам по-другому скажу, – говорит мне Бондаренко. – Был у нас в Гродно председатель колхоза, все его тираном и деспотом называли. Крутой был мужик. Но при нем пенсионеры были полностью обеспечены: 18 пакетов молока в месяц, 600 килограммов зерна на прокорм скотины, куча льгот. Началась перестройка, завелись политические болтуны. Умер наш председатель, пришли к власти болтуны, рухнул колхоз. Болтать легко, дело делать трудно. А как дело делать, если власть и силу не применять?»
«ЗА ЧЕЙ СЧЕТ ЭТОТ БАНКЕТ?»
Страсть к лозунгам – белорусская слабость, оставшаяся с советских времен. В чистом поле я, к примеру, встретила такой строгий плакат-предупреждение: «Берегите газопроводы! Газ – наше богатство!» «Минуточку! – возмутилась я. – Почему это газ – ВАШЕ богатство? Это НАШЕ богатство!» «Зато у нас есть труба», – улыбаясь, объяснили мне.
«Белорусская хитрость заключается в том, чтобы делать вид, что мы такие бедные, и при этом получать от России около 8 миллиардов долларов субсидий в год, – говорит местный политолог и экономист Леонид Заико. – В России об этом не знали до 2004 года, просто денег не считали. Мы только по нефти не отдавали вам экспортные пошлины на 3 миллиарда 10 миллионов долларов в год. Причем Лукашенко даже приказа такого не давал не платить, но все равно не платили. России это было до звезды». «Сейчас Беларусь начинает новую игру с Европой и намекает на смену «ориентации». Что случится с Беларусью, если Россия в отместку заставит ее платить реальную цену за газ?» – «За это надо будет сказать большое спасибо. Как только Россия начнет продавать нам газ по средней региональной цене, в Беларуси начнется экономический прогресс. Низкие цены на сырье ведут к неконкурентности производства. Цены на исходные ресурсы должны быть на уровне мировых. Когда они ниже, предприятие заранее закладывает в свою продукцию неверное решение. Как только ваш Миллер начнет продавать нам газ по нормальной цене, я открою подписку на его памятник в центре Минска как экономическому освободителю Беларуси. Мы снимемся с иглы. Дешевый газ – это наркотик. Это как иметь квартиру в каком-нибудь Мухосранске: ты за нее держишься и боишься двинуться с места. Освободившись от газовой наркозависимости, мы можем стать конкурентной страной и прямо уйти в Европу».
«По-вашему, природные ресурсы – это несчастье для страны?» – «Конечно! Посмотрите на Японию, в которой ничего нет, и какой успех! Хуже всего развиваются те страны, что богаты ресурсами. Вспомните СССР, который развалился в силу своей неконкурентоспособности. Для России, его наследницы, ресурсы – это проклятие. Надо купить модные женские сапоги – сейчас отрежем леса и продадим. Надо купить компьютеры – сейчас нефти отвалим. После 91-го года в России никто ничего не построил. Россия ничего не создала: ни бренда, ни продукции. Наличие природных ресурсов избавляет от необходимости думать и работать». – «Почему русские люди едут в Беларусь, где цены на все импортное высокие, а зарплаты маленькие?» – «Это ностальгические последствия. Кому, как не россиянам, верить в остров Санникова, в счастливую землю и в фильм «Кубанские казаки»? Белорусское село, которым вы так восхищаетесь, оплачивается городом, – государство ежегодно направляет свыше полутора миллиардов долларов в деревню. Село настолько высоко субсидируется, что это вызывает раздражение в Кремле. Крестьяне получают электроэнергию по тарифам ниже, чем в среднем по стране, дешевые удобрения. У нас вообще странное субсидарное общество: каждый второй гражданин получает субсидии из государства. Половина населения привыкли к тому, что им платят различные социальные пособия, пенсии и льготы, а второй половине нужно работать. В Беларуси мы имеем дело с вульгарным авторитарным неосоциализмом с весьма опасной социальной политикой, которая уже привела к росту патернализма – неосоциализма, построенного на идеях социального равенства и экономического обмана».
ПОЧЕМУ ЛУКАШЕНКО ТАК ПОПУЛЯРЕН?
Когда в 1990 году Беларусь объявила о своей независимости, быстро выяснилось, что шансов на успешное строительство нового государства практически нет. Отсутствует исторический опыт государственности, нет несметных залежей нефти и газа, нет даже гидроэнергии (в Беларуси безнадежно равнинный ландшафт). На что могла рассчитывать маленькая нищая страна? На западные инвестиции? Но Беларусь – не Прибалтика, перспективных отношений с Западом у нее не сложилось.
Правда, в стране оставалось устаревшее советское производство. «Беларусь была сборочным цехом СССР, – говорит главный редактор газеты «Обозреватель» и бизнесмен Сергей Атрощенко. – Когда Лукашенко пришел к власти, все лежало в развалинах. Он запустил маховик умирающих предприятий и мощно собрал всю вертикаль власти в единый кулак. Он не допустил приватизации, как в России, когда олигархи покупали фабрики и превращали их в ночные клубы. 75 процентов крупных советских предприятий, имевших союзное значение, осталось в руках государства. Если же ты в Беларуси покупаешь заводик, то не можешь снизить объем производства или перепрофилировать его, как и не можешь выбросить людей на улицу». – «По-вашему, это социализм с человеческим лицом?» – «Скорее рыночная экономика с сильной социальной составляющей. Это значит, что вовремя должна быть выплачена зарплата, обеспечен стандарт медицинского обслуживания, контролируются цены на товары первой необходимости. Ничего не пущено на самотек. Когда Лукашенко избрали, он заявил: белорусы, занимайтесь производством, развивайте собственный бизнес. Я, например, трусы шью, и что: отличные трусы, в России на ура идут».
«В Беларуси к производителю относятся как к достоянию, поскольку он обеспечивает рабочие места, - говорит директор косметической фирмы «Модум» Виктор Лобкович. – Лукашенко в свое время заявил: нам перекупщиков не надо – тех, что купили товар подешевле за границей, а здесь продали подороже. У нас негласный закон: 70 процентов магазинного ассортимента должно быть белорусским, повсюду висят призывы «Купляйте белорусское». К людям, которые производят, здесь очень лояльное отношение: запрещены проверки, по сравнению с Россией низки коррупционные риски. Сейчас зарегистрировать новую фирму ничего не стоит: пришел и написал заявление».
Активно пропагандируя местного производителя, государство, однако, много и разнообразно сажает деловых людей в тюрьмы. Одна моя белорусская приятельница, давно сбежавшая за границу, рассказывала мне, что из 20 ее знакомых бизнесменов 13(!) томятся в неволе. «У нас народ держат в тонусе: множество людей бизнеса сидят по тюрьмам из-за несовершенства нашего законодательства, - говорит главный редактор газеты «Обозреватель» Сергей Атрощенко. – И это грустный факт. Сажают также и чиновников, и даже министров: спуску не дают никому. Но идеальных систем не существует. Зато у нас нет олигархов, как в России. Ведь что такое олигархия? Это сращивание бизнеса и власти. В лукашенковской Беларуси это в принципе невозможно».
«Посадки» чиновников и бизнесменов пользуются крайней популярностью в простом народе, потворствуя его низким инстинктам. (В позе «мы люди бедные, но честные» всегда есть доля социальной агрессии.) «Лукашенко играет на свой электорат – человека со средним образованием из маленького города или села, как правило, около 50 лет или старше, – говорит политолог Леонид Заико. – А любимый электорат – пенсионеры старше 70 лет, их немало – 933 тысячи человек. В Беларуси люди живут долго». Такому электорату всегда импонирует пряник социальных льгот и кнут государственного наказания.
БУДЕТ ЛИ В БЕЛАРУСИ «БУЛЬБЯННАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ?
Это вряд ли, как говорил товарищ Сухов. Склонность к мятежам и революциям идет в основном от пустого желудка, а картофельной сельской Беларуси голод явно не грозит. Все попытки местной маленькой оппозиции ущипнуть политическую совесть в народе за живое обречены на провал. Отчасти это объясняется своего рода антиромантической реакцией средних классов на «оранжевую» революцию на Украине. Карикатурный образ украинской демократии белорусский крестьянин определяет трезвым словом «бардак». Более глубокое объяснение неприемлемости революционных решений кроется в самом национальном характере, в пресловутой «помярковности». «Помярковный» – значит терпеливый, толерантный, рассудительный. «Белорусы долго терпят, – говорит бизнесмен Виктор Лобкович. – К тому же у нас нет такой национальной идеи, как на Украине или в Прибалтике. Мы никогда не жили отдельно от России, мы думаем на русском, хотя национальная гордость у белорусов, безусловно, есть». «Мы спокойный народ, – подтверждает владелец газеты «Обозреватель» Сергей Атрощенко. – Но даже спокойный народ можно поджечь, если хорошо проспонсировать идеи национализма. Когда Лукашенко пришел к власти, он сразу выгнал все эти фонды Сороса. Вытурил и правильно сделал».
Молодое интернетовское поколение, однако, с надеждой смотрит на Запад. 70 процентов детей местной элиты работают за рубежом и уже никогда не вернутся. Но большинство молодежи, которой не по карману платное образование, идет учиться в государственные заведения, обрекая себя на «невыезд». Лукашенко ввел старую советскую систему распределения: после окончания бесплатного обучения выпускник обязан отработать несколько лет в том месте, куда его направит государство. (Студентам, которым светит распределение, выезд за границу запрещен: получить шенгенскую визу практически невозможно.) А там дело молодое: женитьба, дети, жилье, глядишь, и застрял молодой специалист в маленьком городке или селе. Блестящая и годами проверенная система, которой я готова аплодировать: с какой стати налогоплательщики в лице государства должны оплачивать обучение талантливых и неблагодарных детей, которые после получения диплома немедленно уезжают за границу и оттуда показывают кукиш своей нелюбимой родине?
«КУХОННАЯ» ОППОЗИЦИЯ
Моя подруга юности белорусская журналистка Ирина Халип – один из самых ярких лидеров белорусской оппозиции, человек смелый, решительный, получивший за свою борьбу за права человека и свободу титул «Героя Европы». Мы сидим с героиней Европы на ее кухне (в лучших традициях советского андеграунда) и говорим о судьбе Беларуси. Наши позиции безнадежно несхожи: Ира - романтик и демократ до мозга костей, я – прагматик, Ира восхищается Америкой, я ее не люблю. Десять лет Ира борется с диктатором Лукашенко, десять лет диктатор Лукашенко чувствует себя прекрасно.
Маленькая гневная белорусская оппозиция бесконечно далека от народа, от тех широких, недоверчивых масс бывших сельских мигрантов, встречающих все новое глухим, подозрительным ворчанием. Демократия для них, вероятно, добродетель, но ведь обеда из нее не сваришь. «Лукашенко всегда обыгрывает оппозицию, – объясняла мне одна местная журналистка. – Он мог бы их всех прихлопнуть, как мух, однако никогда не закручивает гайки до конца. Ему выгодно держать их под присмотром, но на свободе: когда в очередной раз начинается игра с Западом, всегда можно предъявить какую-никакую оппозицию. Пусть, мол, сидят по своим квартирам или дискутируют в Интернете, сунутся на митинг – там их ждут менты с дубинками. У нас реальная политическая жизнь возможна только на кухне, как в СССР, – с той лишь разницей, что наши диссиденты всегда могут уехать, никто их тут не держит. Не могу сказать, что у нас диктатура с большой буквы, так – маленькая, домашняя диктатурка. К сожалению, большинству населения политика до лампочки».
«Оппозиция не имеет никакого влияния в нашем обществе, - говорит бизнесмен Виктор Лобкович. – Она живет по своим законам, а общество - по своим. Они очень редко пересекаются». В Беларуси прежде всего ценятся чисто бюргерские, чисто хозяйственные добродетели, которыми сполна наделен ее президент Лукашенко. В обществе, где все еще сильна крепкая крестьянская закваска, прагматичные санчо пансы всегда будут брать верх над возвышенными донкихотами.
http://kp.by/daily/24344/534140/print/?geo=3
http://kp.by/daily/24345/534705/?geo=3
Не знаю, какое отношение все это имеет к журналистике, но нервы успокаивает замечательно. В мире бушующего финансового кризиса доктора должны прописывать белорусскую прессу всем, потерявшим почву под ногами, в качестве сердечных капель и снотворного. Беларусь – последняя иллюзия стабильности и возвращения в советское детство, где не было рекламы и пробок на дорогах, когда всех грела спокойная уверенность, что завтра будет точно так же.
ВПЕРЕД – В ПРОШЛОЕ
В ресторане «Дежавю» в центре Минска трубят мраморные пионерские горнисты, бродят сонные вальяжные официантки, на стенах висят портреты членов Политбюро и вытертые ковры (как в пору моего детства, когда ковры на полу считались барством и пощечиной общественному вкусу). Из репродукторов доносится бодрое: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди!» А чего им, белорусам, печалиться? Есть свои ЦУМ и ГУМ, улицы Ленина и Маркса и проспекты, широкие и прямые, как правда. Криминал как явление отсутствует – дети играют на улицах до глубокой ночи. Люди приветливы и слегка заторможены, таксисты вежливы и дают сдачу по счетчику, пьяные ходят прямо, в целом выдерживая направление, и не хамят. Женщины умеренно красивы (это вам не Украина с ее буйной женской красотой), мужчины умеренно некрасивы. По сдержанности красок и флегматичности поведения Беларусь куда ближе к Европе, чем к России.
Президентский лозунг «шкварка и чарка» соблюдается свято: голодных и попрошаек на улицах нет, стопка водки и кусок сала обеспечены каждому. Прибавьте к этому природную крестьянскую прижимистость белорусов. «Если я покупаю сало в магазине, обязательно возьму несоленое, – объяснила мне моя новая знакомая. – Оно дешевле, а дома я его сама засолю. Мы, белорусы, запасливые, как хомяки. У всех что-нибудь припрятано на черный день». Популярная сеть магазинов «Рублевский», которые я ошибочно приняла за оазисы роскоши и гурманства, ориентирована на людей, умеющих считать деньги. «Это не ваша Рублевка, – слегка обидевшись, объяснили мне белорусы. - «Рублевский» – от слова «рубль». Магазин для тех, кому каждый рубль дорог».
Белорус – не просто национальность, а склад ума. «Мы имеем дело с феноменом крестьянской страны, а точнее, страны неадаптированных сельских мигрантов», – говорит белорусский политолог Леонид Заико. Отсюда и деревенская расчетливость, и умение во всем примениться к скудной действительности, и хитреца, подслащенная говорливой ласковостью, и безнадежная враждебность любой революционной идее, услышанной в последние 20 лет, и низкая миграция. В Москве белорусских гастарбайтеров куда меньше, чем таджикских, молдавских или украинских. Белорусы ногами глубоко увязли в рыхлой почве своих полей. Они ностальгируют по своему советскому вчера, довольствуются своим сегодня и страшатся своего завтра. В них надолго затаилось недоверие к внезапному богатству, к нуворишам, – это не классовое сознание убежденного революционера, скорее тайная зависть крестьянина. Когда пару недель назад в Минске старенький «Фольксваген» атаковал новый «Бентли», гражданами овладели сложные чувства: с одной стороны – гордость, что в Беларуси появились первые «Бентли» (замечу, что «Мерседесов» и БМВ тут как грязи), с другой – удовлетворенное чувство социальной справедливости (так ему и надо, этому зазнайке «Бентли»!).
Вот такие коттеджи для молодых специалистов строят в белорусских селах.
«У нас неприлично быть вызывающе богатым, – говорит местный бизнесмен Виктор Лобкович. – Деньги не надо показывать: зачем людей раздражать? Здесь нет такого чудовищного разрыва между бедными и богатыми, как в России». «Значит, вам нравится уравниловка?» – «Нам нравится стабильность». – «Стабильность бедности?» – «Пусть даже и так. Нет такого, чтоб жили ОЧЕНЬ бедно. Но нет и белорусов в «Форбсе». «Российской элите нравится, что у них есть Абрамович, который может купить себе яхту или подводную лодку, – говорит политолог Леонид Заико. – Ей нравятся олигархи. Когда я смотрю на эти фейсы, у меня ощущение, как в футболе: 20 легионеров бегают по полю, остальные сидят и смотрят. В Беларуси нет ни одной яхты. Иметь ее опасно. Если у кого-то появится, президент его сразу «приватизирует»: посадит-рассадит. У нас любят сажать людей».
Как только у белорусского бизнесмена заводятся денежки, его приглашают на «собеседование» местные власти и ласково предлагают взять шефство над школой или больницей (зависит от доходов). Это предложение, от которого можно отказаться, но лучше этого не делать, – в Беларуси 70 тысяч нормативных актов, найти повод для посадки не составляет труда. Шефство – это своеобразный моральный налог: если тебе повезло, помоги обществу. «Мне проще купить раз в году пару компьютеров и спортивный инвентарь для школы, чем рисковать своей свободой», – объяснил мне один знакомый бизнесмен. Крупные банки и заводы получают в нагрузку колхозы и даже соревнуются между собой, чей колхоз лучше. У Нацбанка Беларуси (аналог нашего Центробанка) таких подшефных хозяйств аж 13! «Чем мы им обязаны помогать? Льготными кредитами и советами», – объяснил мне представитель банка Александр Глебко и пригласил в путешествие по лубочной сельской Беларуси.
Стоит пересечь границу Беларуси, как попадаешь словно в советское прошлое.
СЕЛЬСКАЯ ИДИЛЛИЯ
Наше путешествие напоминало знаменитый мультик про Кота в сапогах. «А чьи это там зеленеют поля?» – спрашивала я. «Маркиза Карабаса (то бишь банка)», – отвечали мне. «А чья это прекрасная молочная ферма?» – удивлялась я. «Это наши подшефные», – вновь умиленно хвастался представитель банка. То, как выглядит колхозная Беларусь, способно выдавить слезу бессильной зависти и горечи у любого, знающего русскую деревню. Улыбчивые ландшафты, богатые колхозные угодья с хозяйственными постройками, крепкими и независимыми на вид, коровники с «евроремонтом», чистые, ухоженные агрогородки с опрятными улочками, новенькими школами, детсадами и барами для механизаторов.
Директор процветающего сельскохозяйственного предприятия «Отечество» Пружанского района Брестской области Владимир Михайлович Бондаренко оказался нашим брянским мужиком. «Пропала русская деревня, – с тоской говорит он. – Когда я приезжаю на свою малую родину, в брянскую деревню (мой отец там доживает), у меня сердце кровью обливается. Только пьянь и рвань осталась, вся молодежь уехала». «А что, в вашем в колхозе разве не пьют?» – «Отчего ж? Выпивают. Но на работу пьяным я никого не пущу. У меня механизаторы перед сменой проходят медобследование, у нас алкотестеры круче, чем у гаишников». «А я полагала, механизатор по природному своему состоянию должен быть нетрезв», – удивилась я. «Да как я пьяному доверю машину ценой под 190 тысяч евро?!»
Владимир Бондаренко из породы тех властных, работящих мужиков, на которых когда-то земля русская держалась, а теперь вот белорусская держится. О хозяйстве своем говорит со страстью и законной гордостью. А хвалиться и впрямь есть чем: 1,5 миллиона долларов чистой прибыли за 2008 год. Образцовые картофельные и овощные поля («Нашу картошку у вас в России выдают за голландскую, чтобы подороже продать»), 204 гектара фруктовых садов, бесконечные клубничные грядки. Беру на пробу горсть крупной клубники – сладкая, как у моей мамы на даче. «Мы покупаем рассаду у голландцев, только у тех клубника водянистая и безвкусная, – говорит Владимир Михайлович. – Они с земли своей снимают столько урожаев, что давно ее «съели». Она у них перекормлена химикатами, а в Беларуси денег на дорогие химикаты нет, и слава богу. Мы капельное орошение провели, как в Израиле, теперь нам никакая засуха не страшна. А грядки соломой прокладываем, чтобы клубника чистая была и красивая, как на витрине».
Александр Лукашенко любит понoстальгировать по своему совхозному прошлому. И берет с собой в поля (на фото - в резиденции «Дрозды» под Минском) не только косу, но и белорусских чиновников.
Но главная гордость Бондаренко – коровы с элитным «мраморным» мясом. «Мы сначала думали закупать коров за границей, а потом решили: дорого и риск большой. Мрут они от перемены климата, от стресса». «Что ж, их тоска по родине мучает?» – скептически спрашиваю я. «Конечно, коровы как люди. А выживают на чужбине только коровы-эгоистки, – те, что силы берегут, ни молока, ни мяса толком не дают. Поэтому мы все у тех же голландцев сперму закупаем и улучшаем собственную породу. Теперь у нас 400 драгоценных коров с мясом для гурманов. И это только начало!»
«Почему, по-вашему, из русской деревни люди бегут, а в Беларуси треть населения живет на селе?» – «Условия надо создавать. У нас в агрогородках есть вся инфраструктура: дороги, дома культуры, школы, аптеки, банки, ледовые дворцы и даже аквапарки. Мы вот у себя в Кобыловке бассейн строим. А главное: решили вопрос с жильем. Президент выдвинул программу: каждому селу 5 новых коттеджей в год для молодых специалистов. Банки дают кредиты – 3% годовых под 40 лет (вместо 18% под 20 лет в России). Коттеджи так и называют: «президентские домики». В нашей Кобыловке уже 42 таких домика».
Улица аккуратных евродомиков повергла меня в тихое расстройство: я десять лет мечтаю о таком коттедже на лоне природы, да вот не по карману. Три полностью отделанные комнаты, большая кухня, санузел, огромная отапливаемая терраса и впечатляющих размеров мансарда. К коттеджу прилагается солидный участок земли и каменный сарай. Вокруг мягкая, умиротворяющая природа и гнезда аистов. «Если семья молодых специалистов работает в колхозе, ей полагается такой коттедж, – объясняет Бондаренко. – Сначала мы, конечно, людей проверяем. Смотрим, как они работают. Если все сложилось, переселяем из временных квартир в коттедж. Жить в нем можно до конца своих дней бесплатно, оплачивая только коммунальные расходы. Но если хочешь приватизировать и передать детям, придется взять на себя банковский кредит».
Коттеджи, ледовые дворцы и бассейны – приманка для безденежной молодежи. Кто-то называет это сыром в мышеловке и пожизненной кабалой, а кто-то – хорошими стартовыми условиями. Зарплаты в преуспевающей белорусской деревне по московским меркам невелики – 400-500 долларов в месяц, у механизаторов – до 600-800 доходит (а в горячую пору и до 1600 зарабатывают). Людей привлекает в село прежде всего стабильность, обустроенность и социальные льготы. Тихая жизнь в тени и полное политическое безветрие – бонус не только для российских пенсионеров и отставных военных, скупающих за бесценок хутора на опушках леса, но и для безработных россиян из деревень и маленьких городков. Как для россиянки Татьяны Захаровой из города Славгорода Алтайского края, живущей в Кобыловке с двумя детьми. «Для меня главное – хорошая школа для моих детей, – объясняет Татьяна. – Там не просто добросовестно учат, но и кормят детей полноценно и бесплатно, а зимой дают им овощи и фрукты».
Но главная гордость - коровы с элитным «мраморным» мясом.
Довольна жизнью в белорусском селе и обаятельная россиянка Елена Карсюк, начальник сыродельного цеха Пружанского молочного комбината. Елена считает Беларусь и Россию единой страной. «Как нас, белорусов и русских, можно делить?! – удивляется она. – Мы один народ. Нас больно ударила молочная война. В разгар лета, когда коровы дают много молока, когда в жару хранить его непросто, вдруг объявляют блокаду нашей продукции! А ведь мы производим товары только высшего качества. Это не по-соседски и не по-родственному».
Елена показывает мне блестящие цеха, похожие на космические станции, и сыплет техническими терминами. «Ну, чтобы вам было понятно. Та роскошная немецкая техника, которую мы закупили, в сыродельном производстве – как «Порш» или «Мерседес» в автомобилестроении. Техника сама контролирует все и не допускает ошибок».
Все это белорусское новенькое, с иголочки, отлаженное сельхозпроизводство обязано благополучием бывшему директору совхоза и нынешнему президенту страны господину Лукашенко. Батьку на селе не просто любят – боготворят. Он летает на вертолете над полями в уборочную страду как местный Бэтмен, спускаясь на землю время от времени, чтобы наказать или расцеловать.
«Вот вы Лукашенко называете диктатором? А я вам по-другому скажу, – говорит мне Бондаренко. – Был у нас в Гродно председатель колхоза, все его тираном и деспотом называли. Крутой был мужик. Но при нем пенсионеры были полностью обеспечены: 18 пакетов молока в месяц, 600 килограммов зерна на прокорм скотины, куча льгот. Началась перестройка, завелись политические болтуны. Умер наш председатель, пришли к власти болтуны, рухнул колхоз. Болтать легко, дело делать трудно. А как дело делать, если власть и силу не применять?»
«ЗА ЧЕЙ СЧЕТ ЭТОТ БАНКЕТ?»
Страсть к лозунгам – белорусская слабость, оставшаяся с советских времен. В чистом поле я, к примеру, встретила такой строгий плакат-предупреждение: «Берегите газопроводы! Газ – наше богатство!» «Минуточку! – возмутилась я. – Почему это газ – ВАШЕ богатство? Это НАШЕ богатство!» «Зато у нас есть труба», – улыбаясь, объяснили мне.
«Белорусская хитрость заключается в том, чтобы делать вид, что мы такие бедные, и при этом получать от России около 8 миллиардов долларов субсидий в год, – говорит местный политолог и экономист Леонид Заико. – В России об этом не знали до 2004 года, просто денег не считали. Мы только по нефти не отдавали вам экспортные пошлины на 3 миллиарда 10 миллионов долларов в год. Причем Лукашенко даже приказа такого не давал не платить, но все равно не платили. России это было до звезды». «Сейчас Беларусь начинает новую игру с Европой и намекает на смену «ориентации». Что случится с Беларусью, если Россия в отместку заставит ее платить реальную цену за газ?» – «За это надо будет сказать большое спасибо. Как только Россия начнет продавать нам газ по средней региональной цене, в Беларуси начнется экономический прогресс. Низкие цены на сырье ведут к неконкурентности производства. Цены на исходные ресурсы должны быть на уровне мировых. Когда они ниже, предприятие заранее закладывает в свою продукцию неверное решение. Как только ваш Миллер начнет продавать нам газ по нормальной цене, я открою подписку на его памятник в центре Минска как экономическому освободителю Беларуси. Мы снимемся с иглы. Дешевый газ – это наркотик. Это как иметь квартиру в каком-нибудь Мухосранске: ты за нее держишься и боишься двинуться с места. Освободившись от газовой наркозависимости, мы можем стать конкурентной страной и прямо уйти в Европу».
«По-вашему, природные ресурсы – это несчастье для страны?» – «Конечно! Посмотрите на Японию, в которой ничего нет, и какой успех! Хуже всего развиваются те страны, что богаты ресурсами. Вспомните СССР, который развалился в силу своей неконкурентоспособности. Для России, его наследницы, ресурсы – это проклятие. Надо купить модные женские сапоги – сейчас отрежем леса и продадим. Надо купить компьютеры – сейчас нефти отвалим. После 91-го года в России никто ничего не построил. Россия ничего не создала: ни бренда, ни продукции. Наличие природных ресурсов избавляет от необходимости думать и работать». – «Почему русские люди едут в Беларусь, где цены на все импортное высокие, а зарплаты маленькие?» – «Это ностальгические последствия. Кому, как не россиянам, верить в остров Санникова, в счастливую землю и в фильм «Кубанские казаки»? Белорусское село, которым вы так восхищаетесь, оплачивается городом, – государство ежегодно направляет свыше полутора миллиардов долларов в деревню. Село настолько высоко субсидируется, что это вызывает раздражение в Кремле. Крестьяне получают электроэнергию по тарифам ниже, чем в среднем по стране, дешевые удобрения. У нас вообще странное субсидарное общество: каждый второй гражданин получает субсидии из государства. Половина населения привыкли к тому, что им платят различные социальные пособия, пенсии и льготы, а второй половине нужно работать. В Беларуси мы имеем дело с вульгарным авторитарным неосоциализмом с весьма опасной социальной политикой, которая уже привела к росту патернализма – неосоциализма, построенного на идеях социального равенства и экономического обмана».
ПОЧЕМУ ЛУКАШЕНКО ТАК ПОПУЛЯРЕН?
Когда в 1990 году Беларусь объявила о своей независимости, быстро выяснилось, что шансов на успешное строительство нового государства практически нет. Отсутствует исторический опыт государственности, нет несметных залежей нефти и газа, нет даже гидроэнергии (в Беларуси безнадежно равнинный ландшафт). На что могла рассчитывать маленькая нищая страна? На западные инвестиции? Но Беларусь – не Прибалтика, перспективных отношений с Западом у нее не сложилось.
Правда, в стране оставалось устаревшее советское производство. «Беларусь была сборочным цехом СССР, – говорит главный редактор газеты «Обозреватель» и бизнесмен Сергей Атрощенко. – Когда Лукашенко пришел к власти, все лежало в развалинах. Он запустил маховик умирающих предприятий и мощно собрал всю вертикаль власти в единый кулак. Он не допустил приватизации, как в России, когда олигархи покупали фабрики и превращали их в ночные клубы. 75 процентов крупных советских предприятий, имевших союзное значение, осталось в руках государства. Если же ты в Беларуси покупаешь заводик, то не можешь снизить объем производства или перепрофилировать его, как и не можешь выбросить людей на улицу». – «По-вашему, это социализм с человеческим лицом?» – «Скорее рыночная экономика с сильной социальной составляющей. Это значит, что вовремя должна быть выплачена зарплата, обеспечен стандарт медицинского обслуживания, контролируются цены на товары первой необходимости. Ничего не пущено на самотек. Когда Лукашенко избрали, он заявил: белорусы, занимайтесь производством, развивайте собственный бизнес. Я, например, трусы шью, и что: отличные трусы, в России на ура идут».
«В Беларуси к производителю относятся как к достоянию, поскольку он обеспечивает рабочие места, - говорит директор косметической фирмы «Модум» Виктор Лобкович. – Лукашенко в свое время заявил: нам перекупщиков не надо – тех, что купили товар подешевле за границей, а здесь продали подороже. У нас негласный закон: 70 процентов магазинного ассортимента должно быть белорусским, повсюду висят призывы «Купляйте белорусское». К людям, которые производят, здесь очень лояльное отношение: запрещены проверки, по сравнению с Россией низки коррупционные риски. Сейчас зарегистрировать новую фирму ничего не стоит: пришел и написал заявление».
Активно пропагандируя местного производителя, государство, однако, много и разнообразно сажает деловых людей в тюрьмы. Одна моя белорусская приятельница, давно сбежавшая за границу, рассказывала мне, что из 20 ее знакомых бизнесменов 13(!) томятся в неволе. «У нас народ держат в тонусе: множество людей бизнеса сидят по тюрьмам из-за несовершенства нашего законодательства, - говорит главный редактор газеты «Обозреватель» Сергей Атрощенко. – И это грустный факт. Сажают также и чиновников, и даже министров: спуску не дают никому. Но идеальных систем не существует. Зато у нас нет олигархов, как в России. Ведь что такое олигархия? Это сращивание бизнеса и власти. В лукашенковской Беларуси это в принципе невозможно».
«Посадки» чиновников и бизнесменов пользуются крайней популярностью в простом народе, потворствуя его низким инстинктам. (В позе «мы люди бедные, но честные» всегда есть доля социальной агрессии.) «Лукашенко играет на свой электорат – человека со средним образованием из маленького города или села, как правило, около 50 лет или старше, – говорит политолог Леонид Заико. – А любимый электорат – пенсионеры старше 70 лет, их немало – 933 тысячи человек. В Беларуси люди живут долго». Такому электорату всегда импонирует пряник социальных льгот и кнут государственного наказания.
В Беларуси к производителю относятся как к достоянию, поскольку он обеспечивает рабочие места
БУДЕТ ЛИ В БЕЛАРУСИ «БУЛЬБЯННАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ?
Это вряд ли, как говорил товарищ Сухов. Склонность к мятежам и революциям идет в основном от пустого желудка, а картофельной сельской Беларуси голод явно не грозит. Все попытки местной маленькой оппозиции ущипнуть политическую совесть в народе за живое обречены на провал. Отчасти это объясняется своего рода антиромантической реакцией средних классов на «оранжевую» революцию на Украине. Карикатурный образ украинской демократии белорусский крестьянин определяет трезвым словом «бардак». Более глубокое объяснение неприемлемости революционных решений кроется в самом национальном характере, в пресловутой «помярковности». «Помярковный» – значит терпеливый, толерантный, рассудительный. «Белорусы долго терпят, – говорит бизнесмен Виктор Лобкович. – К тому же у нас нет такой национальной идеи, как на Украине или в Прибалтике. Мы никогда не жили отдельно от России, мы думаем на русском, хотя национальная гордость у белорусов, безусловно, есть». «Мы спокойный народ, – подтверждает владелец газеты «Обозреватель» Сергей Атрощенко. – Но даже спокойный народ можно поджечь, если хорошо проспонсировать идеи национализма. Когда Лукашенко пришел к власти, он сразу выгнал все эти фонды Сороса. Вытурил и правильно сделал».
Молодое интернетовское поколение, однако, с надеждой смотрит на Запад. 70 процентов детей местной элиты работают за рубежом и уже никогда не вернутся. Но большинство молодежи, которой не по карману платное образование, идет учиться в государственные заведения, обрекая себя на «невыезд». Лукашенко ввел старую советскую систему распределения: после окончания бесплатного обучения выпускник обязан отработать несколько лет в том месте, куда его направит государство. (Студентам, которым светит распределение, выезд за границу запрещен: получить шенгенскую визу практически невозможно.) А там дело молодое: женитьба, дети, жилье, глядишь, и застрял молодой специалист в маленьком городке или селе. Блестящая и годами проверенная система, которой я готова аплодировать: с какой стати налогоплательщики в лице государства должны оплачивать обучение талантливых и неблагодарных детей, которые после получения диплома немедленно уезжают за границу и оттуда показывают кукиш своей нелюбимой родине?
«КУХОННАЯ» ОППОЗИЦИЯ
Моя подруга юности белорусская журналистка Ирина Халип – один из самых ярких лидеров белорусской оппозиции, человек смелый, решительный, получивший за свою борьбу за права человека и свободу титул «Героя Европы». Мы сидим с героиней Европы на ее кухне (в лучших традициях советского андеграунда) и говорим о судьбе Беларуси. Наши позиции безнадежно несхожи: Ира - романтик и демократ до мозга костей, я – прагматик, Ира восхищается Америкой, я ее не люблю. Десять лет Ира борется с диктатором Лукашенко, десять лет диктатор Лукашенко чувствует себя прекрасно.
Маленькая гневная белорусская оппозиция бесконечно далека от народа, от тех широких, недоверчивых масс бывших сельских мигрантов, встречающих все новое глухим, подозрительным ворчанием. Демократия для них, вероятно, добродетель, но ведь обеда из нее не сваришь. «Лукашенко всегда обыгрывает оппозицию, – объясняла мне одна местная журналистка. – Он мог бы их всех прихлопнуть, как мух, однако никогда не закручивает гайки до конца. Ему выгодно держать их под присмотром, но на свободе: когда в очередной раз начинается игра с Западом, всегда можно предъявить какую-никакую оппозицию. Пусть, мол, сидят по своим квартирам или дискутируют в Интернете, сунутся на митинг – там их ждут менты с дубинками. У нас реальная политическая жизнь возможна только на кухне, как в СССР, – с той лишь разницей, что наши диссиденты всегда могут уехать, никто их тут не держит. Не могу сказать, что у нас диктатура с большой буквы, так – маленькая, домашняя диктатурка. К сожалению, большинству населения политика до лампочки».
Вот они какие – белорусские цыплята!
«Оппозиция не имеет никакого влияния в нашем обществе, - говорит бизнесмен Виктор Лобкович. – Она живет по своим законам, а общество - по своим. Они очень редко пересекаются». В Беларуси прежде всего ценятся чисто бюргерские, чисто хозяйственные добродетели, которыми сполна наделен ее президент Лукашенко. В обществе, где все еще сильна крепкая крестьянская закваска, прагматичные санчо пансы всегда будут брать верх над возвышенными донкихотами.
http://kp.by/daily/24344/534140/print/?geo=3
http://kp.by/daily/24345/534705/?geo=3